Какой-то скрежет прервал мучительную дремоту, и Тано, вздрогнув, откинул одеяло. Встал, прижавшись спиной к стене, и, не отрываясь от нее, подошел к окну. Огонь погас, но на небе взошли три тусклые, словно ржавые луны, и в их вялом свете бесформенно темнел силуэт Сама — он куда-то направлялся. Пошел к Другому! Тано подбежал к двери, отодвинул кровать и через несколько секунд оказался на улице. Он должен выследить его… А ведь скрежет, похоже, не случайно прозвучал так громко. Может, такова цель старика: обманом выманить гостя из убежища, заманить его в капкан…
Вскоре Сам обогнул холм и скрылся, а когда Тано обошел холм, то просто глазам не поверил! Флегмады, эти вялые, почти аморфные существа покинули старое место и разбрелись по всей долине. Причем без всякой видимой причины, потому что в данный момент они не ели и не наполнялись влагой… Они вообще не были похожи на самих себя! Вытянутые, и совершенно гладкие, и совершенно прозрачные, и излучающие мощное, искристо-белое сияние… Огромные светящиеся шары — такими они были сейчас! А в их стеклянных, прозрачных утробах резко выделялись оцепеневшие в своей неодушевленности человеческие тела. Все в одинаковых позах — ноги слегка раздвинуты, голова пригнута, руки подняты на уровень плеч, а растопыренные пальцы упираются во внутреннюю стенку своего живого жилища.
Забыв о Саме, Тано подошел к ближайшей из них. Она то останавливалась, то медленно перекатывалась по мху, и тогда мужчина внутри нее занимал сначала наклонное положение, потом горизонтальное, затем голова его оказывалась внизу, а ноги вздымались к небу. Однако во время движения флегмады его поза оставалась неизменной, он даже не вздрагивал, словно был вморожен в лед, а не находился внутри мягкой податливой плоти. И взгляд его оставался таким же устремленным вперед.
Тано протянул руку и осторожно коснулся флегмады. Она действительно затвердела, но не как лед — обжигала. Какие бурные процессы происходили в ее тканях, столь загадочно ставших прозрачными? И какие трансформации в них были вызваны неизлечимой болезнью воспроизводства людей, лишенных всего человеческого, кроме внешней оболочки…
Флегмада остановилась, и тот, внутри нее, оказался сбоку. Диего! Сердце Тано сжалось от болезненного волнения. Но не из-за того, что он увидел… Он постоял несколько секунд, колеблясь, а потом — как-то даже против воли — подошел к другой флегмаде, потом к третьей. Ускоряя шаги, приблизился к четвертой, затем пятой, шестой… Он искал в них собственное тело: оно должно было тиражироваться в самых больших количествах, ведь он прилетел на планету первым!
И вот… Да, оно! Остановившись перед флегмадой, он залюбовался столь идеально воссозданным и таким знакомым ему телом. Оно переливалось в белом свете струящегося изнутри сияния, оно обладало широкими и сильными плечами, было высоким, стройным и мужественным. Молодое тело. Такое же, как у него. Сейчас. Или, может быть, моложе? И красивее. Без уродливого шрама, оставшегося на бедре с детства, без едва заметной сутулости плеч со времен студенчества. Без нескольких морщинок на лбу, без первого седого волоса, без… Без всех тех пока незначительных изменений — лишь легкие штрихи, которые жизнь мало-помалу будет накладывать на его облик, меняя до неузнаваемости с присущей ей жестокостью… Да, мужчина там, внутри, выглядел так, как выглядел бы Тано, если бы не прожил свои двадцать пять лет. Если бы просто пребывал в некоей спокойной и кротко прозябающей утробе, и сам бы точно так же прозябал, не зная ни тревог, ни сомнений, ни любви, ни ненависти — всего, что делает человека дряхлым старцем.
И Тано на миг почувствовал зависть к своему двойнику, лишенному бытия. Его душу пронзил странный глухой ропот по поводу будущего, наглая одномерность которого меняет все лишь для того, чтобы привести человека к концу.
Объятый непреодолимым влечением, он сделал шаг вперед… и тоже наклонил голову, и тоже поднял руки, растопырив пальцы. Прислонил их к гладкому светлому шару в том же месте, где — с другой стороны — были чужие пальцы, и жадно вонзился глазами в чужие глаза… Бесконечно равнодушные, бесконечно спокойные, не веселые, не грустные… Просто серо-синие. С золотистыми крапинками на радужке!
Внезапно пронзившая сознание чудовищная мысль заставила его отскочить назад. Сам?! Он поискал его глазами. Нашел! Старик стоял к нему спиной и глядел на флегмаду, что была неподалеку. А потом обогнул ее и, должно быть, заметил, что Тано за ним следит, так как нарочито медленно продолжил свой путь.
Как долго длилось это преследование? Минуты или часы? Тано не смог бы ответить — он полностью утратил чувство времени. Утратил и чувство ориентации, не знал точно, в каком направлении они движутся. Он порой терял Сама из виду, особенно когда они вышли к речному берегу, на черном фоне которого старик был плохо заметен. И самое скверное: Тано будто бы начал терять самого себя. Стал как-то забывать, кто он такой, постоянно идентифицируя себя с маячившей впереди фигурой. Он не совсем понимал, зачем ему нужны эти ночные скитания и что его ждет после того, как они закончатся. И закончатся ли вообще? Даже этот вопрос вызывал у него сомнение. Потому что все более настойчиво им овладевало гнетущее чувство: все происходящее с ним не реальность, а лишь воображаемая проекция каких-то других, очень давних событий, происходящих с людьми, которых уже нет. Или никогда не было — потому что и они были чьими-то проекциями…
Медленно занимающаяся заря прояснила не только его взгляд, но и рассудок. Впрочем, лишь на некоторое время: Сам, похоже, приближался к своей цели. И сейчас была нужна полная мобилизация внимания, бдительность, а не сумасбродное блуждание в дебрях иррационального. Тано спрятался за невысокой дюной и стал наблюдать. Берег здесь сильно отличался от того, где они были раньше. Его усеивало множество камней — небольших, примерно одинаковых по размеру и сложенных длинными прямыми рядами, на равном расстоянии друг от друга. Как на кладбище!
Сам отодвинул в сторону первый из них, расстегнул до пояса рубашку, закатал рукава и горстями начал выгребать оттуда песок.
— Тано! — неожиданно крикнул он. — Неужели ты думаешь, что я тебя до сих пор не заметил?
И Тано, несмотря на то, что почти с самого начала был уверен в обратном, застыл от удивления на месте.
— Да ведь я же ради тебя проделал этот опостылевший мне путь! — продолжал Сам. — Иди сюда!
«Тот, Другой, вряд ли прячется за камнями. А за дюнами?»
Тано с неохотой покинул свой наблюдательный пункт.
— Вот, есть! — Сам помахал ему рукой. Потом вынул носовой платок, опять нагнулся и начал очищать им находку. — Готово! И так здесь под каждым камнем!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});